НЕ ГЛУХОЙ ЛЕОПАРД

   Это история о том, как и почему я был уволен из одной израильской фирмы по дубляжу теле-кинопродукции. Написана она, однако, не для того чтоб пожаловаться читателю на несправедливость жизни - он и сам знает, что она несправедлива. Скорее, это попытка разобраться в том, почему на израильском телевидении он часто видит не то, что слышит, или читает, и, наоборот, слышит не то, что видит.

   В течение многих лет я с любопытством следил за русскими титрами англоязычных фильмов на каналах русского и израильского ТВ. Следил как профессиональный переводчик, автоматически сравнивая услышанное с прочитанным. Иногда радовался удачно переведенной фразе, но чаще задавался одним и тем же вопросом: «Неужто нельзя найти переводчика, который хотя бы понимал, что он переводит?»

   Возможно, я бы промучался над этой загадкой все оставшуюся жизнь, если б друзья не уговорили меня подать на работу в одну такую фирму по дубляжу кинопродукции. И, несмотря на все последовавшее, я им благодарен, поскольку мне удалось получить хотя бы частичный ответ на мой вопрос. А также выяснить, что сам вопрос был неверен, и что дело, возможно, не в переводчиках, или, по крайней мере, не только в них.

   В фирме, куда по настоянию друзей я послал свое резюме, мне были не рады. В последний раз так со мной так разговаривали лет 25 тому назад в отделах кадров советских учреждений, как с евреем, имеющим наглость прийти устраиваться на работу. Предполагаю, что и здесь им сильно не понравилась моя анкета, правда не 5-й пункт, а перечисление моих переводческих заслуг, и то, что 20 лет я прожил в Америке. («Приехал, проклятый американец, учить нас тут английскому, блин!») А может быть и потому, что я повел себя бестактно – пришел «с улицы» и претендую на работу. Или просто в этой фирме так принято обращаться с переводчиками. 

   Однако, в интересах науки, я решил претерпеть все и довести эксперимент до конца. О чем, в общем, не жалею, поскольку он существенно расширил мои горизонты. Ни с чем подобным я не сталкивался за 15 лет моей переводческой практики. Так что стоило потерпеть. Тем более что, как сказал президент Лукашенко, " жить вы будете тяжело, но недолго". Как в воду глядел.

   Претерпеть же мне пришлось тест длиной в 40 страниц, и предназначенный, видимо, для отпугивания претендентов, и последующее общение с редактором, ведающим проверкой тестов. Его замечания были и недоброжелательны и некомпетентны. Редактор довольно плохо знал английский, и еще хуже американские реалии, о которых шла речь в тесте. И, защищая свой перевод, мне пришлось ему на это указать, что я постарался сделать в самой вежливой форме, но чего, конечно, делать было нельзя. [1]

   И хоть тест я прошел, брать они меня явно не хотели, не говорили ни да, ни нет, намекали, что это работа не для меня. «У Вас блестящий английский» - с ненавистью сказала мне редактор. И я понял, что это и есть мой главный и фатальный недостаток. Я не вписывался в их «картину мира». В этом их мире они знают английский, а переводчик нет, переводчика можно тыкать мордой в текст и учить как что нужно переводить, и читать ему/ей нравоучения о специфике дубляжа, и вообще разными способами тешить свое эго. Я же явно знал английский лучше чем они, мог переводить со слуха, чего они не могли, и еще имел наглость с ними спорить и указывать им на их ошибки. Так что я, конечно, им не подходил.

   Не знаю, почему меня все же взяли на работу, несмотря на эти вопиющие мои недостатки. Может быть потому, что я заверил их, что считаю редактора другом человека, и я действительно так считаю, основываясь на опыте моей работы с обычными, и, как правило, хорошими редакторами. Или потому, что я пообещал, что постараюсь следовать всем их требованиям. И я действительно старался. И старался зря, поскольку, как выяснилось, они сами не знали чего они хотят, кроме как доказать мне, что они знают английский лучше чем я.

   И доказали они это очень простым способом.

   Через пару недель после того как мой первый перевод был закончен, я получил коллективный ответ редакторов этой фирмы, обвинявших меня в «незнании английской фразеологии» и «слабом русском». Ответ содержал обвинительное заключение из десяти с лишним пунктов, и приговор – отказ от дальнейшего сотрудничества в виду вышеуказанного. И эти десять пунктов, безусловно, могли бы стать причиной увольнения, но увольнения их авторов, а никак не моего.

   Не буду вдаваться здесь в лингвистические подробности этих обвинений, но готов их послать их всем, кого они заинтересуют [2]. Любители Стругацких помнят сцену из повести «За миллиард лет до конца света», где к ее герою, астрофизику, приходит капитан милиции и начинает править его чертежи. Замечания моего редактора и по уровню компетентности и их по стилю вполне соответствовали тому, что мог бы сказать по поводу моего перевода тот же капитан.

   И хотя я был готов ко всему, признаюсь, абсурдность ситуации меня потрясла: меня выгоняют за то, что мой редактор не знает английского (а, в общем, и русского)! Но, возможно, для моих редакторов в ней не было ничего необычного – они расправлялись с обидчиком и с возможным претендентом на их место и зарплату.

   Не знаю что хуже. Хуже ли то, что мои редакторы действительно полагали, что их безграмотные и предвзятые замечания верны и справедливы, или то, что им это было все равно, и цель состояла лишь в том, чтоб меня уязвить, или от меня избавиться. И то, и другое, конечно же, дисквалифицирует их как редакторов. 

   Хотя мой редактор (или редактора) безусловно воспринимали это по другому, наш конфликт был «конфликтом цивилизаций». Я полагал, и полагаю, что роль редактора – сотрудничать с автором, или переводчиком, в работе над текстом, и что их общая цель – сотрудничество, направленное на улучшение текста. Они же воспринимали себя как «начальство», чья цель – настоять на своем, добиться безусловного повиновения. Поэтому мое возражения, и мои претензии на знание английского, они рассматривали как инсубординацию и подрыв авторитета, или покушение на их месячную зарплату. Так что «холодная война» отнюдь не закончилась – продолжается борьба между западным и советским (ближневосточным?) взглядами на природу человеческих отношений. На данном участке фронта советские одержали временную победу, но это, я убежден, пиррова победа, поскольку на принципе «я начальник – ты г…но, ты начальник – я г…но» ничего хорошего построено быть не может. Такой метод руководства возможно и годится при уборке апельсинов, но не применим к сотрудничеству редактора и переводчика.

   Я совсем не хочу сказать, что я такой замечательный, все знаю и умею, а они - ничего. Так не бывает. За много лет работы они, несомненно, научились всяким приемам дубляжа - научились ужимать реплики, вставлять их в нужные места, и т.д. И не бывает ни безупречных переводчиков, ни безупречных переводов. Для того и нужен редактор, чтоб ловить ошибки и предлагать стилистические поправки. И со своей работой они, отчасти, справились: нашли у меня, в 60 страницах диалога, две ошибки и сделали несколько хороших стилистических изменений. Хотя ошибок, глупостей, и неточностей они внесли гораздо больше. 

   Вот, пожалуй, самая смешная, хоть и не самая грубая, ошибка моих редакторов. Понятно, что что бы и как бы я ни перевел, их это не могло устроить. Ранее я был обвинен в том, что преступно перевел названия рок групп, важные, как я полагал, для сюжета, и мне было категорически заявлено, что при дубляже никогда никакие названия не переводятся. Теперь же, чтобы окончательно доказать мне мою профнепригодность, и продемонстрировать свое мастерство, редакторы перевели все названия песен и рок ансамблей. В результате, в фильме появилась песня «Не глухой леопард», и я не сразу догадался откуда она там взялась.

   Происхождение же ее таково. Есть такая знаменитая рок-группа Деф Леппард (Def Leppard), упомянутая в фильме, и ее название, действительно, похоже на «глухого леопарда» (и так она когда-то называлась), только пишется совсем иначе. Ну а частица «не» просто подвернулась под руку. Так вот рождаются мелодии.

   Но удивила меня редакторская правка даже не числом ошибок, а довольно низким уровнем общей и языковой культуры, и общей небрежностью. Ну, например, редакторы видимо слышали, что теперь полагается писать «Бог» с большой буквы. Но не знают того, что если речь идет о политеистических богах, богах рек и пустынь, или войны, то пишутся они с маленькой. Или что, в отличие от мошенников, неудачники не бывают «отпетыми», а только «законченными». Или, что если дочь говорит о матери, что my mother fed me to the wolves, то эту английскую идиому все же лучше не переводить буквально, а сказать что бросила на произвол судьбы, или «отправила в люди». Или, что ж это за редактор, который исправляет «видимо, мы недостаточно хороши для нее» на «видимо, мы недостаточно хорошие для нее» И вряд ли они отдают себе отчет в том, что перевод должен иметь смысл не только в контексте данной сцены, но и всего фильма. [3]  

   Надо ли говорить, что мое предложение послать моим редакторам перечень их ошибок осталось без ответа. Так что своей песней о не глухом леопарде они, вероятно, смогли порадовать многих израильских телезрителей.

   «Ну и Бог с ними» – скажет мне читатель. «Смысл, в общем, они как-то передают, ну и ладно». И я могу понять такую позицию.

   Действительно, если в каком-нибудь боевике герой говорит: «Я стрелял в него 5 раз, но он скрылся», а переводчик переводит «Я всадил в него 5 пуль, но он скрылся», то, может быть, это и не так важно. Результат один – злодей убежал. Так и в моем фильме: героиня не воспитывала своих детей, поскольку сидела в тюрьме, а мои редактора утверждают, не разобравшись в структуре английской фразы [4], что не воспитывала она детей потому, что была занята продажей наркотиков. Какая разница? Дети все равно оказались невоспитанны. 

   Но все же, наверно, не каждый телезритель согласен на то, чтоб его кормили «осетриной второй свежести». И главное, на мой взгляд - и переводчик и редактор несут ответственность, как перед авторами фильма, так и перед аудиторией. Они обязуются сохранить замысел автора и донести его до аудитории как можно точней. И если они сознательно нарушают свои обязательства – значит они злоупотребляют общественным доверием, обманывают людей. И это непростительно.

   Подводя итоги. По моему впечатлению, ситуация довольно проста, и часто повторяется в различных вариантах. В этой переводческой конторе засела группа людей, считающих себя, ошибочно, на мой взгляд, знатоками и английского и русского. Эту свою монополию, монополию на исключительное знание, а также свои рабочие места, они готовы защищать любыми методами, в том числе и не очень спортивными. И пока эта ситуация сохраняется вряд ли можно рассчитывать на существенное улучшение качества переводов. Можно ли ее изменить?

   В памятном еще многим из нас Советском Союзе было несколько хороших переводчиков, но учили там очень особенному английскому, нигде более не существующему, за пределами одной шестой. Говорят, что делалось это специально, чтоб затруднить контакты со зловредными иностранцами. Правда ли это, или нет, не знаю, но когда, в 90-х, все издательские мощности России были брошены на производство русских переводов американской фантастики и детективов, то качество их, конечно, было гораздо ниже среднего. Переводил тогда, кажется, всякий, у кого был дома англо-русский словарь. (И, судя по переводам, даже те, у кого его не было).

   Особенность же работы переводчика состоит, увы, в том, что его клиент, или скажем, читатель, или зритель, не в состоянии обычно оценить результаты его работы, по крайней мере в том, насколько правилен, точен его перевод. А поскольку плохие переводы делать дешевле, чем хорошие, и хороших переводчиков не так много, то сложившаяся в результате культура перевода, переводческие стандарты, оказались очень низкими.

   И все же общее качество переводов, как мне кажется, начинает постепенно улучшаться, и, думаю, благодаря тому, что вырастает новое поколение, учившееся по другому, и в других условиях, или даже живших в англоязычных странах. И вопрос в том как же поставить эти новые переводческие силы на службу искусству дубляжа.

   Что можно сделать, чтоб хорошие переводы стали нормой, а не исключением? На мой взгляд, следующее. Нужны профессиональные редакторы, не обязательно в совершенстве владеющие английским, но обязательно русским, с широким кругозором, и без комплексов неполноценности. И эти редакторы должны следовать стандартной процедуре – обсуждать с переводчиком предлагаемые ими поправки. А также иметь представление о профессиональной этике.

   И, конечно, нужны хорошие переводчики, а их вряд ли можно найти, если платить им по 400 шекелей (около 100 долларов) за фильм, то есть за неделю тяжелой работы.

   Как же заставить фирмы улучшить качество переводов?

   Я думаю добиться этого может только общественное давление. Например, еженедельная газетная колонка с оценкой переводов появившихся фильмов. В конце концов, мы все не глухие леопарды, и не должны позволять, чтоб нам вешали лапшу на уши.

Примечания автора

1. Позднее я вспомнил, что видел работы моего редактора: научнo-популяпные фильмы на канале Discovery. Их любопытная особенность заключалась в том, что в них почти отсутствовали правильно переведенные фразы. Воистину, кто не умеет – тот учит, а кто не умеет переводить – тот редактирует.
(вернуться к тексту)

2. Текст «обвинительного заключения» с моими ответами курсивом.

Незнание английской фразеологии:

My mother fed me to the wolves - А мать отправила меня в люди
(Бросить на съедение волкам) 
«На съедение волкам» в данном контексте плохо. Тем более, что в тексте у вас еще хуже: «Скормила меня волкам».

   I thought of it – Я думал об этом (To thing of something – придумать, а не думать об) 
Неправильно. Грубая ошибка. “I will think of something” – Я что-нибудь придумаю. Но «What do you think of it?” – Что ты об этом думаешь? Придумал – «I have thought of an idea, solution, etc.” В любом случае, тут тогда должен был быть Present Perfect, которого нет. И по контексту ясно, что «думал», а не «придумал».

I’ve been there – Я там побывала (Я через это прошел, я уже это пережил, со мной это уже было и так далее)
В данном контексте именно «побывала», на сцене.

Недопустимая дословность в переводе:

Они приедут со всем этим товаром – They’ll come with all this stuff
Это значит, что люди придут с большим количеством, но не в коем случае не СО ВСЕМ ЭТИМ 
Неправильно. Имеется в виду упомянутое ранее. (Упомянутый ранее товар.) Оно, количество, может быть и маленькое и большое. Известное выражение “All this jazz”, например, не означает "целая куча джаза", или его большое количество.

   Люди зовут меня Твиг –People call me Twig – а кто, кроме людей ее может звать, звери? 
См. ниже.

Name is poetically flawed – у имени поэтический недостаток
(Это имя непоэтично)
Неправильно. «Непоэтично» означает, что звучит непоэтично. Как, например, «говновоз». Это совсем другое. Непоэтично было бы “unpoetic”. А поэтический недостаток, который здесь имеется в виду –трудность подобрать рифму к имени Маделин.

Пробовал этот провод? – You’ve tried this wire? Что значит «пробовал»? На вкус? По-русски говорят «проверить».
Проверять провод – это другое. Например, проверять на разрыв, и было бы “test”, а не “try”.

   Хорошая работа – Nice work, good job – по-русски говорят «молодец», «хвалю» и так далее. «Хорошая работа» - это когда много платят, а ты ничего при этом не делаешь. 
«Хорошая работа» теперь вполне говорят, и в этом диалоге уже есть пара «Молодцов».

И слабый русский язык:

Люди зовут меня Твиг
Она имеется в виду, что так ее называют чужие люди, какого бы ни было ее настоящее имя. Ваш же вариант «Все зовут меня Твиг» не проходит, поскольку свои, видимо, так ее не зовут.

(вернуться  к тексту)

   3. Например, в фильме приводится песня группы The Smiths
“If you’ve got five seconds to spare
I‘ll tell you the story of my life” 
И отсюда название фильма Five Seconds To Spare, которые я перевел как «Свободные пять секунд». Редакторы переделали на «Лишние пять секунд». Может быть и неплохо, но тогда уж надо было переделать и в диалоге. Не говоря уже о том, что мой вариант «я расскажу вам свою жизнь» лучше, я думаю, редакторского «я расскажу вам о своей жизни».
(вернуться к тексту)

   
4. «She went to prison for ten years for dealing heroin, when she should have been bringing me and my brother Chris up».
(вернуться к тексту)